|
Наверх
Войти на
сайт
Регистрация на
сайте
Зарегистрироваться
На сайте недоступна
регистрация через Google
регистрация через Google
В Мой Мир
АлЁна, 41 - 5 июня 2012 12:05
[B]Семью придумали самые слабые
Прабабушки человека оказались перед дилеммой: с кем связать судьбу — с альфа-самцом или с непримечательной, но заботливой особью? Выбор в пользу последней привел к возникновению традиционной семьи и, в конечном счете, к торжеству человеческого вида.[/B]
У ближайших родственников человека — шимпанзе и горилл — привилегия оставлять потомство закреплена за альфа-самцами, но даже они не образуют со своими самками стабильных пар. Как так получилось, что у людей в конце концов безоговорочно победила семья? Почему моногамные пары встречается несравнимо чаще, чем гарем или коммуна в духе хиппи, где детей заводят и воспитывают сообща? Профессор Сергей Гаврилец из Национального института синтеза математики и биологии при университете Теннесси считает, что фиаско полигамии у древних гоминид определили самцы низкого ранга, которые стали предлагать самкам еду за секс. Свои доводы в пользу этой гипотезы он излагает в статье Human origins and the transition from promiscuity to pair-bonding, которую опубликовал журнал Proceedings of the National Academy of Sciences.
Гаврилец построил численную модель, которую опробовал на 4000 виртуальных поколений приматов — отсчитывая от первого самца, который решил пустить в ход новую стратегию соблазнения. Эволюция ставит каждую самку перед дилеммой. «Альфы» — носители лучших генов, которые помогут взрослым детям, если те пойдут в отца, прокормиться, победить соперников и завести свое потомство. Но пока дети беспомощны, они нуждаются в родительской поддержке, и тут «альфы» мало что могут предложить. Если даже альфа-самец добывает пищу вдвое лучше, чем «гамма», но завел потомство от десяти самок, то прокормить всех просто не сумеет.
Чем дольше длится взросление, тем важней кормилец. А у людей, по меркам животного мира, взросление особенно долгое. Прямохождение на пару с крупным мозгом в процессе эволюции сыграли с человечеством злую шутку. Тазовые кости, на которые у двуногих ложится особенно большая нагрузка, мешают рожать большеголовых детей — поэтому младенцы появляются на свет довольно незрелыми, и им родительская помощь нужна как никому другому.
Предлагая эту помощь, самцы низкого ранга заинтересованы в одном: чтобы самка, которую они кормят, не завела детей от «альфы». Гарантия моногамии — женская верность. Она и становится критерием отбора: вырастить потомство могут только те самки, которые не изменяют. Заботливые отцы из поколения в поколение выбраковывают изменниц, пока верность не закрепляется как поведенческий признак. Мужская ревность в ее самых разрушительных формах — эхо этого процесса. Даже если за измену не убивали, а просто бросали, то шансы выжить у самки с детьми стремились к нулю. Гаврилец называет такой отбор «самоодомашниванием вида»: самцы выступают в роли селекционеров, которые превращают дикое и независимое животное в постоянного спутника.
В такой схеме нет и намека на равноправие полов. У моногамного поведения самца и самки разные мотивы. Примат-самец, если он «бета» или «гамма», не изменяет только потому, что, несмотря на плохие гены, с большим трудом добился внимания одной самки и на большее рассчитывать не может. От измены его удерживает только дефицит предложения, и «альфы» по-прежнему ничем не связаны. Зато верность самки — инстинкт, который выработался и закрепился в популяции в процессе отбора. «Альфы» не теряют для нее привлекательности, однако, например, союз с «бетой» накладывает обязательство не изменять.
Правда, та же самая модель дает понять, почему попытки объяснить сложные социальные взаимодействия у людей в терминах «альф» и «гамм» не несут особого смысла: эти категории годятся там, где борьба важнее для успеха, чем забота. На протяжении всех 4000 поколений самцы, как и самки, тоже раз из разу оказывались перед выбором - на что потратить время и силы. Один вариант — доказывать свое превосходство, соревнуясь за статус «альфы». Другой — добывать пропитание для партнерши и детей. Во времена полигамии первый вариант был единственным способом передать гены следующему поколению, и с этими генами — инстинкт борьбы за статус. С тех пор, как появление семьи преподнесло «гаммам» контрольный пакет в генном пуле, критерии отбора изменились. Вместе с ними изменилась и структура общества — к примеру, появились и были осознаны родственные связи, про которые бессмысленно говорить применительно к полигамным стаям. Если сравнить современные популяции людей (7 миллиардов) и шимпанзе (200 тысяч), становится ясней, что это была не самая худшая в истории смена курса.
Борислав Козловский, Сноб.Ру
Прабабушки человека оказались перед дилеммой: с кем связать судьбу — с альфа-самцом или с непримечательной, но заботливой особью? Выбор в пользу последней привел к возникновению традиционной семьи и, в конечном счете, к торжеству человеческого вида.[/B]
У ближайших родственников человека — шимпанзе и горилл — привилегия оставлять потомство закреплена за альфа-самцами, но даже они не образуют со своими самками стабильных пар. Как так получилось, что у людей в конце концов безоговорочно победила семья? Почему моногамные пары встречается несравнимо чаще, чем гарем или коммуна в духе хиппи, где детей заводят и воспитывают сообща? Профессор Сергей Гаврилец из Национального института синтеза математики и биологии при университете Теннесси считает, что фиаско полигамии у древних гоминид определили самцы низкого ранга, которые стали предлагать самкам еду за секс. Свои доводы в пользу этой гипотезы он излагает в статье Human origins and the transition from promiscuity to pair-bonding, которую опубликовал журнал Proceedings of the National Academy of Sciences.
Гаврилец построил численную модель, которую опробовал на 4000 виртуальных поколений приматов — отсчитывая от первого самца, который решил пустить в ход новую стратегию соблазнения. Эволюция ставит каждую самку перед дилеммой. «Альфы» — носители лучших генов, которые помогут взрослым детям, если те пойдут в отца, прокормиться, победить соперников и завести свое потомство. Но пока дети беспомощны, они нуждаются в родительской поддержке, и тут «альфы» мало что могут предложить. Если даже альфа-самец добывает пищу вдвое лучше, чем «гамма», но завел потомство от десяти самок, то прокормить всех просто не сумеет.
Чем дольше длится взросление, тем важней кормилец. А у людей, по меркам животного мира, взросление особенно долгое. Прямохождение на пару с крупным мозгом в процессе эволюции сыграли с человечеством злую шутку. Тазовые кости, на которые у двуногих ложится особенно большая нагрузка, мешают рожать большеголовых детей — поэтому младенцы появляются на свет довольно незрелыми, и им родительская помощь нужна как никому другому.
Предлагая эту помощь, самцы низкого ранга заинтересованы в одном: чтобы самка, которую они кормят, не завела детей от «альфы». Гарантия моногамии — женская верность. Она и становится критерием отбора: вырастить потомство могут только те самки, которые не изменяют. Заботливые отцы из поколения в поколение выбраковывают изменниц, пока верность не закрепляется как поведенческий признак. Мужская ревность в ее самых разрушительных формах — эхо этого процесса. Даже если за измену не убивали, а просто бросали, то шансы выжить у самки с детьми стремились к нулю. Гаврилец называет такой отбор «самоодомашниванием вида»: самцы выступают в роли селекционеров, которые превращают дикое и независимое животное в постоянного спутника.
В такой схеме нет и намека на равноправие полов. У моногамного поведения самца и самки разные мотивы. Примат-самец, если он «бета» или «гамма», не изменяет только потому, что, несмотря на плохие гены, с большим трудом добился внимания одной самки и на большее рассчитывать не может. От измены его удерживает только дефицит предложения, и «альфы» по-прежнему ничем не связаны. Зато верность самки — инстинкт, который выработался и закрепился в популяции в процессе отбора. «Альфы» не теряют для нее привлекательности, однако, например, союз с «бетой» накладывает обязательство не изменять.
Правда, та же самая модель дает понять, почему попытки объяснить сложные социальные взаимодействия у людей в терминах «альф» и «гамм» не несут особого смысла: эти категории годятся там, где борьба важнее для успеха, чем забота. На протяжении всех 4000 поколений самцы, как и самки, тоже раз из разу оказывались перед выбором - на что потратить время и силы. Один вариант — доказывать свое превосходство, соревнуясь за статус «альфы». Другой — добывать пропитание для партнерши и детей. Во времена полигамии первый вариант был единственным способом передать гены следующему поколению, и с этими генами — инстинкт борьбы за статус. С тех пор, как появление семьи преподнесло «гаммам» контрольный пакет в генном пуле, критерии отбора изменились. Вместе с ними изменилась и структура общества — к примеру, появились и были осознаны родственные связи, про которые бессмысленно говорить применительно к полигамным стаям. Если сравнить современные популяции людей (7 миллиардов) и шимпанзе (200 тысяч), становится ясней, что это была не самая худшая в истории смена курса.
Борислав Козловский, Сноб.Ру
Добавить комментарий
Комментарии: 0
