ДОЧЬ САМУРАЯ, 79 - 2 декабря 2012 11:39

Кончается длинная осень...
Приходит иная эпоха.
Холодная белая вьюга,
Застуженность зимнего вздоха.
Вторгается в душу зима...
Поземкой следы заметая
Далекого теплого мая,
Но в сердце они проступают
Сквозь вьюгу и снег декабря.
Вновь памяти книгу листая
И душу себе обжигая,
Я знаю – всё было не зря...

Как женщина, печален снегопад,
Как женщина в раздумье одиноком.
Следит, следит завороженный взгляд
За медленно струящимся потоком.
Все укрывает снега пелена -
Земную грязь и дорогие лица.
Но ты поверишь, ритмом пленена,
Что время на глазах твоих родится.
Как иногда привидятся во сне
В чреде зеркал чредою отраженья -
Так бесконечно хлопья в вышине
Возобновляют стройное движенье.

Приходит понимание потерь
ударом хлёстким в середине жизни.
И вязнут на зубах, как карамель,
прощания и сладкий привкус тризны.

Приходит понимание любви
с годами всё пронзительней и жгучей.
Бог вышивает крестиками дни,
а мы живём… Надеемся на случай…

Приходит понимание себя,
но жизнь споткнётся иноходцем гулким
и если снова вскочишь на коня,
то впереди не поле – переулки...

(Георгий Чернобровкин)

Кто тебе сказал, что я колдунья?
Люди злы и лживы, как всегда.
То, что я гуляю в полнолунье, -
Не порок, мой мальчик, не беда.
Люди множат слухи от безделья:
Им бы чем-то праздный ум занять.
Ты за мной пошел бы и без зелья,
Неужели нужно объяснять?
Я в твоей свою ладонь согрею
И скажу без тени хвастовства:
То, что я с годами не старею, -
Вовсе не примета колдовства.
Сплетник глуп и в жизни мало смыслит.
Проще взять, конечно, чем отдать.
Что с того, что я читаю мысли?
Просто я умею наблюдать.
Все забудь, лишь только ветер дунет,
Приходи - я с радостью приму.
Кто сказал тебе, что я колдунья?
Ты не верь, мой мальчик, никому.
И когда в душе запахнет маем,
И зажгутся искорки в золе,
Приходи - мы вместе полетаем.
Что с того, что сидя на метле?

Вольфрамовый рассвет

Не выключенный свет и ДСП-шный лом,
Разбитое стекло граненого стакана.
Ну, стало быть, прощай. Покинуть старый дом
Теперь стремятся все, включая тараканов.

Поклонники чужих провальных антреприз
Дадут тебе все «шесть» при пятибалльном счете
«Уход индейцев вглубь», «Исход евреев из» —
Любое бегство здесь по-прежнему в почете

Здесь свой особый мир, но этот мир они
Меняют на тепло, на спирт и одеяла.
Куда ни убежишь, устав от трескотни
Искусственных светил подъездного накала

Когда твоя судьбой потрепанная стать
Привыкнет к балыку и к супу в белой миске
Останется одно — сидеть изображать
Лихой патриотизм по адресу прописки

Ну, стало быть, прощай. Смирившаяся тень.
Я слишком человек, чтоб жить по чувствам стадным.

Мне нравится стареть, встречая каждый день
Вольфрамовый рассвет в заплеванных парадных...

Федор Назаров

Групповая фотография

Это было давно и привыклось, отпало:
Взгляд уставивши в вечность, надуто, парадно,
Люди с лицами цвета стеклистых опалов
Плотно сдвинули плечи и стали в два ряда.

Эта милая фальшь групповых фотографий,
На которых мы все понемножку знакомы!
Но бывает и так, что ломается график-
И один не уходит в свои катакомбы.

Он смотрел всем в глаза удивленно и немо,
Он хотел зачерпнуть света полные горсти…
Мы немного общались на общие темы:
У меня ведь была моя чертова гордость.

Оттеснили, столкнули за черные плечи-
Их так много, кого совершенно не надо.
Слишком смяты углы и, наверное, вечер;
Слишком мелки черты, чтобы встретиться взглядом.

Там, на фоне их лиц, безымянно-безвкусных,
Там, на фоне огромной за стенами залы,
Третий слева, вверху будет вечно и грустно
Улыбаться о том, чего я не сказала.

Ветер осени тоскливой
Бросит кудри на лицо,
Отодвинет шаловливо,
Листья закружит в кольцо,
Плащ твой черный приподнимет -
Засмеешься невзначай,
А потом улыбка сгинет
И в глазах твоих - печаль.
Первый холод щеки красит
Тоном утренней зари,
Взгляд твой нежен и прекрасен,
Теплотой души горит.
Взять бы сил у доброй феи,
Отвести беду и грусть,
Чтоб они тебе не смели
Передаривать свой груз,
Превратить бы листья в розы
И тебе преподнести,
Сделать явью все те грезы,
Где тебе счастливой быть!
Хоть волшебниц нет на свете,
В жизни - множество чудес,
И легко, коль чувства светлы,
Доставать звезду с небес!
Что могу я - вряд ли можно
Обозначить парой слов -
Кто любил неодносложно,
Жизнью жертвовать готов!
Провести рукой по прядям,
Темных, как каштан, волос,
Сердце разузнать, не глядя,
Как ты, сколько прячешь слез,
По плечу погладить с лаской,
Фразой дружеской согреть,
Все, что есть, отдать, как в сказке,
И ни мига не жалеть -
Это просто, слишком даже!
Мне не нужно размышлять:
Ты в огонь, и я туда же,
Ты падешь, и мне не встать…
Листопад вздохнет лениво,
Шлейф роскошный подберет
И тебе, шурша лениво,
Эти строчки напоет…
(с)

Апельсиновый сок

Что-то жжет изнутри – может быть неживая вода,
Может быть одиночество – слабый, но едкий наркотик…
Осознав невозможность спасения, как никогда
Ощущаешь себя сочетанием кожи и плоти…

И не в силах покинуть привычный уют кабака,
Застревая в чугунных решетках литых водостоков,
Продолжаешь тихонечко жить, правда жить абы как,
Разбавляя реальность плохим апельсиновым соком.

И опять через силу любить свой потрепанный мир,
Каждый день созерцая с тоской, как твое отраженье,
Осторожно скользит в ванных комнатах съемных квартир
Чуть заметно цепляясь за трещинки в кафеле. Жженье

Исчезает в груди, как обычно, в пол-пятого – в пять,
Когда Время слегка начинает похрустывать между
Шестеренок наручных часов, кем-то пущенных вспять…
И когда за окошком зима как-то грустно и нежно

Начинает играть ледяную мелодию на
Ксилофоне сосулек и клавишах из черепицы,
Вспоминается детство и сказки Кота – Баюна,
Вспоминается то, что обязано было забыться,

Но зачем-то живет в пыльных кипах прочитанных книг,
В складках креповых штор и на струнах разбитых роялей,
Где устав от мирской суеты твой печальный двойник
Спит, укутавшись в плед, и в надколотом жизнью бокале

Рядом с ним - апельсиновый сок… Возвратись ты туда
Он, пожалуй, проснулся бы… Встретил тебя на перроне,
От которого вечность назад разошлись поезда,
Заглянул бы в глаза, крепко сжав ледяные ладони,
Очень тихо шепнул бы на ушко «ну здравствуй, малыш
Здесь почти все как раньше – нарядные елки, хлопушки
Легион керамических кукол, смотрящих из ниш,
На твое возвращение. Карты, перины, подушки,

И горячий пирог с ароматом ванили, и твой
Пожелтевший камин, усыпляющий треском поленьев…»
Только ты не вернешься и он не придет за тобой,
проскользив по перрону забытой и брошенной тенью
Федор Назаров (с)