Marfa, 52 - 23 февраля 2013 22:26

она не любила свой happy birthday,
подземку и слишком горячий чай.
давно не мечтала податься в звёзды,
довольствуясь рамками [здесь; сейчас].
как будто, когда тебе скоро тридцать,
уже не до бабочек в животе,
и глупо за счастье костьми ложиться,
ведь толком не знаешь, чего хотеть.
с ней дружбу водила смешная белка
(из парка у дома) и рыжий кот.
огромное горе – разбить тарелку!
событие века – забыть пин-код!
а выбор помады настолько труден,
что всякий раз выжата, как лимон.
стирала в разбитом корыте будней
судьбы своей ситцевый балахон.
но он приезжал к ней (с цветами, трезвый),
и было им больше, чем хорошо.
и вечные бабушки у подъезда
гадали: ну, что же он в ней нашёл?
с него можно было писать картину:
«как надо уметь не любить себя».
он слишком устал приходить с повинной;
такие, как он, все давно сидят
на чём-то ли, где-то ли – суть не важно.
что переживать, если всё пройдёт?
он яростно – парусником бумажным –
вмерзал в стылой жизни полярный лёд,
оставив надолго мечты и цели
о счастье без марок и порошков.
уверенный, что жизнь его процедит
до шеи в верёвочное ушко.
на голые стены бросался всуе,
считал многоточия и тире,
и был не из тех, кто легко пасует,
спасаясь от мира в монастыре.
она в него падала, словно в бездну,
и с сердца его обдирала шлак.
а вечные бабушки у подъезда
гадали: ну, что она в нём нашла?
в обычном бюро далеко отсюда
у подслеповатой уже свечи
сидел одинокий закройщик чуда,
предвидящий следствия без причин,
сидел – две души разложив в ладони,
сшивал их краями, ровняя шов,
хоть, словно те бабушки, сам не понял:
и что же такого он в них нашёл?