Хорошо что обитатели коридора, те кому не хватило мест в палатах, или просто откровенные бомжи спят. Отдых всем нам нужен перед завтрашним днём.. Только от меня сон бежит. Около буфетной всё продумано. Но не до конца. Поставлен диванчик кожаный, что б усталый путник мог отдохнуть, и потом продолжить свой нелёгкий путь по коридору.. Но на диванчике том всегда кто-то лежит… Причём постоянно. Так сказать квартирован. И особенность ещё такая, что этот кто-то всегда кандидат, что б преставиться в ближайшее время. Раз в несколько дней умершего умирающего меняют… и кладут такого же. И так странно, что мы все привыкли к смерти, и стоим с тарелками в очередь вдоль дивана, на котором существо человеческое ловит последние глотки воздуха, хрипит, задыхается. А все спокойны! Кто смотрит, с интересом, кто брезгливо отворачивается, но ни у кого тарелка с супом не дрогнет в руке, при виде этого. Могла бы я так прилюдно прощаться с жизнью? Так долго и так безразлично со стороны окружающих. А над диванчиком весит неизменный лист А4, на котором написана фамилия и имя отчество кандидата на прощание с больницей. Потому что когда берут кровь по списку, он или она не в силах встать и подойти в общую очередь, и у этого живого трупа для отчётности берут последний, абсолютно уже не нужный ему анализ крови… Бывает идёшь за ужином, он ещё жив. А ночью – уже нет. И тогда я иду и бужу сонную сестру со словами – «надо убрать, а то к завтраку настроение больным испортите.» А она смотрит на меня с ужасом, на моё спокойствие прежде всего, а потом уже о самом событии. Так смотрит, словно я сама пришла к ней с того света с этой новостью. Но вид у меня в ночи, к этом залитом свежей кровью халате, с растрёпанными волосами, и синими от кровоизлияний руками и правда достоин руки живописца. Слишком уж насыщенное сочетание цветов на фоне фарфорово-белого лица.
И, сказав это, я погружаюсь в раздумья высокого характера – о бытие, о жизни и смерти, о нашей хрупкости и силе. И возвращаясь в палату, что б не смущать во время «уборки» своим присутствием, совсем забываю, что у самой двери в мою палату положили на матрац, на пол, молодую женщину. То ли бомжиху, то ли наркоманку! Что с ней – не понятно! Она бьётся в жару и агонии, прости помощи, воды, зовёт кого-то… Зрелище ужасное. Страшнее мёртвого тела, именно по тому, что она живое. Это обнажённое женское тело, в котором столько силы, но которая так бессмысленно фонтанирует не для чего. На борьбу с какими-то воображаемыми тенями… Её холодные цепкие пальцы! Они вывели меня из раздумья, и я с отвращением отдёрнулась. Я буду ещё долго чувствовать их на своей ноге, за которую она меня ухватила! Нет! Всё! Даю себе слово! Никаких ночных прогулок более… Только б дождь не подвёл и спел мне свою колыбельную. Тогда я не смогу его покинуть и не пойду в коридор этого приоткрывающего двери в бездну лайнера «Титаник»
