иуДушка, 53 - 26 марта 2008 08:28

- Негативчикс, мадам? Есть свеженький. У «Астории» еле-еле перехватили- : елейно елозил по ушам подавальщик, сверкая глазами в сторону казачков, шустро подбегавших кто с новым блюдом, кто с бумазейными салфетками в серебряной оправе.
Купчиха откинулась на стуле, разлив телеса за его пределы, и перебирая пальцами кружева на окладе декольте, поинтересовалась:
- А ты, милок, значит, рекомендуешь что сегодня? Приправу новую или салатик из сплетен сплетённый? Только сказать тебе вот что хочу - ты нам вчерашнего не подсовывай. Знаем мы вас. То, о чём весь город шумит, есть товар лежалый и к употреблению непригодный. Нам с уважаемой Прасковьей Петровной только интересное и горяченькое подавай. А мы уж не обидим. Ну ладно, ладно. Ты большие глаза то не делай. Давай там, распорядись –
Тощая Прасковья Петровна, товарка царственной Пелагеи Карповны, делающей заказ, уткнула нос в теснённое меню и водила там своим носом как указкой.
На богатой, пшеничной бумаге, были каллиграфически выведены заголовки последних скандалов уездного города N: «Шумный вечер у полковника Дергунчикова. Подробное описание битой посуды», «Тайная страсть настоятельницы матушки Ефросиньи. Совращённые послушницы дают показания», «Запой начальника канцелярии градоначальства Липкинса. Выйдет ли немец из него или это белая горячка по-баварски»?
Меню обещало «страсти египетские» и с каждой новой строкой подогревало интерес степенной дамочки. Фантазия рисовала запретные темы, и Прасковья Петровна мысленно ставила себя то на место пьяной, растерзанной служанки на оргии полковника, или видела себя самодуркой- помещицей, порющей мокрым кнутом своих молодцов-конюхов. Скучный вечер города N отступал, и кровь текла по жилам всё веселей.
Пелагея Карповна, рассматривающая второй экземпляр меню, тоже, видно, нашла себе, что то по душе, потому что глаза у неё сделались с огоньком, а тёмный пушок над верхней губой покрылся бисеринками пота.
И она ненавидела. Ненавидела давно и уже пережила усталость, и разочарование от этой застарелой боли. Но жгучее и болезненное чувство рождалось в ней вновь и вновь и не было ему конца и истощения. Она помнила всё. И юность свою, когда она читала Вольтера и Петрарку. И рисунки с натуры крепостных девчонок на фоне старых стен родительского дома. Солнце причудливо отбрасывало тени на их мордашки и они вместе смеялись над очередным карандашным портретом. Дворовые девки не могла не удивляться тому, как точно молодая барышня могла передать и характер каждой и мысли.
А потом пришёл он. Молодой и нагловатый сын купца Ермолаева. Папенька всегда был с ним заискивающе вежлив и поминутно интересовался как здоровье его родителя. Интересовался он также и процентами по долгу, извещения о которых молодой Никола Ермолаев привозил еженедельно. По каждому приезду он дарил Пелагеи что либо купленное по выезду из базара. То сладости какие то заморские N-кого разлива, то безделушки фаянсовые, которые были немилосердно биты об стену сарая каждый вечер по отъезду купчика. Молодая девичья душа хотела любви, а её заставляли вдыхать запах лабаза.
Однажды, после великого поста, батюшка Пелагеи, Степан Ильич, молча, никому ничего не говоря, запряг пролётку и уехал куда то один. Вернувшись вечером поздно, он так же молча соскочил с облучка, заперся у себя в кабинете и до утра не выходил из него. Утром он позвал к себе дочь. Пелагея впервые увидела отца таким пьяным. Но пьяным внешне только. Видно, спиртное не брало Степана Ильича. Он прижал дочь к себе и сказал: - Продал я тебя, доченька. И счастье наше продал. Не быть больше нашему роду под Богом. Проклянут нас ангелы. И Сатана будет смеяться над моим ничтожеством и малодушием –
Так и стала Пелагея Карповна женой молодого купца. Несчастливой молодой женщиной в богатой клетке без решёток. До поры, когда она стала вдовой. Успешный молодой купец Николай Ермолаев, наследник богатого купеческого рода, захлебнулся собственной блевотиной, опившись до- синя с артисточками и офицерами Гвардейского полка. И тут последний лучик между туч судьбы погас в душе у Пелагеи Карповны. Осталась только злость и ненависть ко всему чистому и доброму. Ко всему искреннему и непорочному. Железной стала воля и отстранила она всех Ермолаевых от купеческих дел её покойного мужа. Но появилась страстишка находить удовольствия в чужом горе. Новости об арестах по долговому обязательству, ранние смерти молодых людей, пожары и скандальные разводы радовали Пелагею Карповну и смазывали елеем её израненное сердце. «Пусть всем так… Пусть всем так…» - : повторяла про себя Пелагея Карповна, сжимая в кулачок белые пальцы уставших рук…
А что бес? Бес сидел на лампе над столом меж двух дам и болтал хвостом перед их лицами. Его они, конечно, не видели. Бес был стар. Меж рогов его поблескивал лысина и стёртый сюртучок присяжного поверенного в некоторых местах блестел подобно его лысине. Он сильно устал. Ему хотелось видеть крушение империй, кровосмешение и пентаграммы на полу старинных замков. Но увы, насильники, душегубы и клятвопреступники остались далеко в прошлом. Город N потихоньку размочаливал и его. Негде было приобрести чистой христианской души в обмен на все блага земные. И не только потому, что таких душ становилось всё меньше и меньше. Люди не хотели радости и блеска. Они хотели спать. И не просыпаться. Они хотели, что бы их не трогали, не беспокоили.Чёрное и белое в их сердцах смешивалось и становилось серым.Как и улицы их города, они обветривались в невесомую пыль, которая никому не была нужна.Ни Богу,ни Дьяволу. Людские души становились ничем. И черт,вечный искуситель и выдумщик, чувствовал что становиться стар и немощен...

• 
• 
•