Влад, 52 - 22 июля 2009 13:14

Мы любим гордиться нашими девушками. Говорим, что они у нас самые красивые. Иностранцы, когда хотят польстить, охотно поддакивают. Между тем это уже совсем не так. Оглянитесь вокруг. Где красивые девушки? Ау! Нету. По моему глубокому убеждению, женщины в России неуклонно страшнеют. Перефразируя цитату из фильма «Иван Васильевич меняет профессию», можно с грустью констатировать: «Были красивые девушки, мы этого не отрицаем. Но они самоликвидировались!» То есть, конечно, не все. Красавицы есть, но все меньше и меньше. В процентном соотношении с некрасивыми их у нас теперь ничуть не больше, чем в какой-нибудь Италии, Франции или даже Германии и Голландии.
Мне сейчас возразят. Скажут, что это у меня возрастное. Что, будь мне, двадцать три, я бы сейчас первый над этим текстом посмеялся. А я вам на это отвечу, что для объективного взгляда на женский пол мой возраст – самое оно. Глаза уже не липнут к каждой проплывающей мимо груди, а трезво оценивают увиденное. И наличия одних лишь половых различий и молодости уже недостаточно, чтобы вывести меня из равновесия. Только вот объектов для такого желания почему-то все меньше. И это понемногу вгоняет в депрессию, поскольку красавицы – это все-таки наш генофонд, который как-то сильно попортился. Сидишь в маршрутке, смотришь в эти глаза напротив, и в голову лезет жестокая правда: «Господи, как же не повезет тому, кого ты осчастливишь!» Вот эта, которая зашла на «Предмостной» и уставилась своими припухшими глазами в коммуникатор, явно злоупотребляет пивом и «Парламентом». Ей лет двадцать , но на лице уже предательски просвечивают будущие сорокалетние черты. Видно, какой она очень скоро станет – толстой бледной жабой. Если ее обнять и поцеловать, то трудно будет отделаться от ощущения, что в оболочке молодой девицы приласкал будущую старушку-алкоголичку. И от этого она выглядит на три с минусом, хотя исходные данные очень даже ничего. Чуть правее сидит изящная такая и ухоженная мадам лет под тридцать, но только это не женщина, а мужчина. Лицо суровое, пальцы тонкие и бледные, взгляд типа «щас я тебе все объясню». Когда глядишь на такую, хочется только одного – срочно стать мусульманином или импотентом.
А вот в заходит малолетка, и джинсы у нее ниже копчика. Вот, кто-нибудь когда-нибудь объяснит публично слабому полу, что вываливающаяся из штанов задница – это не сексуально. Какими бы красивыми ни была задница, в таком ракурсе она выглядят уродливо. Потому что линия ремня, спускаясь ниже чем нужно, ломает линию бедра. В итоге очертания фигуры, которые подсознательно вызывают в мужчине сексуальное беспокойство, нарушены и никакого беспокойства больше не вызывают. Это все равно как если бы я завязал себе кое-что бантиком, а потом бы удивлялся, почему в таком виде оно возбуждает у прекрасной половины только смех. Бантиком – оно ж красивее!
Удивительно, на что только ни готовы наши самые красивые в мире, чтобы изуродовать себя в наших козлиных мужских глазах. Одни терзают свои лица и фигуры алкоголем. Другие строят из себя деловых, независимых и курящих. Третьи, наоборот, убивают наше либидо своей доступностью. Четвертые просто дуры, причем не такие дуры, которые очаровательные дуры, а такие, которые совсем не очаровательные. Если добавить сюда небольшую прослойку тех, кто уже родились страшными, плюс ушедших в готы, эмо и прочую нечисть, то вроде как и выбирать не из кого. Один мой знакомый, причем моложе меня, недавно жаловался: «Веришь, нет –не могу с дискотеки домой девицу затащить. Причем по собственному желанию не могу. Точнее, нежеланию. Пока прыгаешь вокруг нее в темноте на танцполе – вроде ничего. Пощипались, пошептались – на все согласна, сердце замирает, солнечное сплетение екает, крылышки отрастают. Но как выходим на улицу – все, трындец, хиросима. И лицо вроде то же самое, и грудь правильного размера, и фигура ничего, а какое-то все неженское, серое, грубое, как будто с помойки. Не хочется вот это все спонсировать. Даже на ночь не улыбается все это хозяйство. Приходится отступать. Предлагаю: «Давай пойдем еще потанцуем», – а потом смываюсь. Что за хуйня такая, никак не могу понять. У тебя нет каких-нибудь идей по этому поводу?» А какие у меня могут быть идеи? Только одна: «Слава Богу, что ГЕЙ !» Пока я набираю в легкие воздуха, чтобы сказать еще порцию гадостей, мне сейчас заткнут рот и влепят по самое небалуйся: «На себя-то посмотри! Морда небритая, спина сутулая, живот ускакал вперед груди, глаза тусклые – и ведь все вы, мужики, уже давно такие! После двадцати пяти у вас, судя по внешности, год идет за три. А уж образ жизни такой, что алиментами надо всех обкладывать прямо с совершеннолетия. Зарабатывать не умеют, детей не любят, гвоздя в стену сами не вобьют. А все туда же, девушки ему недостаточно недоступные. Не нравится – иди, сцуко, на гей-вечеринку, может, хоть там тебя чему-нибудь научат!» И, кроме последнего пункта, возразить, собственно, и нечего. О нас, мужиках, разговор уже самый печальный. Я вообще не понимаю, как эти женщины нас еще любят – и страшные, и не очень. Мудрая частушка гласит: «Раньше были мужики горячие, стоячие, а теперь висячие и морды поросячие!» И это правда. Но есть одно «но». Нас ведь никто никогда и не называл самыми лучшими мужчинами в мире. В обозримом прошлом самцы в России всегда были, прямо скажем, хреноватенькие и несостоятельненькие. Потому что конкуренция минимальна. Особенно после Войны. Самых красивых в мире женщин – море. И вдруг такой облом. Бабы пострашнели. Еще немного – и ради более-менее приличной особи придется из кожи вон лезть, вступать в серьезное соперничество, а значит – бросать пить, учиться зарабатывать, приобретать навыки здорового отцовства. �

• 
• 
•