Леля, 56 - 28 октября 2009 16:40

По-настоящему мужчиной нельзя быть ни в 17, ни в 30. По-настоящему мужчиной чувствуешь себя около сорока: когда впервые понимаешь, что хочешь кого-нибудь сломать. Выпить чужой юный аромат. Подавить. (При этом кого подавить и чей аромат выпить – не так уж важно.)
В 17 или 30, каким бы брутальным ты ни был, в твоей сексуальности есть сострадание. А сострадать – это значит поставить себя на чужое место. И так как ты еще сам вполне можешь себе быть объектом чужого желания, то желание мужчины в этот период – оно человечно. Имеет обратную связь. В тебе живет внутренний мальчик (или даже девочка, вечно гибкая и живая).
Но вдруг в определенный момент ты становишься только субъектом. Твое время вышло – и теперь впереди исключительно грубая жизнь.
Тебе как будто подменяют кровь (люди называют это кризисом, но это не кризис – это просто совсем новый человек в тебе), и эта кровь, похоже, – отравленная.
Волчья.
И ты испытываешь от этого тот же животный кайф.
Так начинается тупой, самодовольный свободный мужской путь.
Жизнь затмевается,
становится тюрьмой;
Всё в этой жизни станет мелкой кутерьмой.
Всё кончилось.
И больше нет для нас пути...
...Легче сказать, что в этот момент мужчина как раз и становится воином. (Еще не тем, настоящим – воином света или жизненного подвига, но все-таки...) Но воином он не становится. Как я уже сказал, он солдат.
Если бы было можно – мужчина хотел бы себя представить в римском пыльном коротком плаще у дороги (Бродский так себя все время, видимо, представлял), ну или в крайнем случае в эсэсовской форме (это уже Могутин). Но представить себя можно только в большой машине, с широко расставленными ногами. Мнущим чужую цветущую жизнь. Внутренний мальчик смеется над этим. Но мальчика изгоняют (он и правда в эти моменты не нужен).
Мужчина в такой момент неотразим.
... почему в определенный момент в мужчине что-то переклинивает и он уходит (эгоистичный и веселый) к чужой молодости, чужому слабому телу – от прежней жены, от прежних возлюбленных, от себя прежнего?
А потому что – хочет быть бессмертным.
А бессмертные боги – всегда попирали чужую юность.

Постаревшие, по-прежнему любящие – ждут женщины своего мужчину. Но никогда не дождутся. Им бы стать просто ведьмой, а не плакать. Превратиться в надмирных существ, а не занашивать старую юбку.
Стать волчицей.
А не выть по-волчьи.
Ибо встречи – не будет.
Пока не проснется в постаревшем солдате внутренний мальчик, пока не станет солдат воином...
Мужчина уходит не к кому-то и не от кого-то, а просто – уходит. Чтоб научиться быть нелюбимым. Иначе – чтоб самому любить. (Выдается ему такой короткий промежуток). Экземпляры попроще – имеют в виду физически. Экземпляры поглубже – какой-то иной смысл.
Но этот смысл один – быть именно нелюбимым.
Что ж делать, если любви нам отмерено немало, но не на всю жизнь. Дали на тридцать – мы растянули на шестьдесят. А на шестьдесят – не тянется: рвется. Приходится дробить.
Наша задача – научиться быть одним.
Научиться быть сплошным светящимся шаром.
Без пола и возраста.
Без человеческой надежды.
И всё повторяется вновь.


Быть нелюбимым (Д. Воденников)