Нереида, 45 - 7 ноября 2010 23:14

Холодная вечность.

Он взял молоток и разбил серое непроницаемое небо.
- Так лучше?
Я не знал, что ответить. Ослепительные лучи солнца ударили в глаза, обожгли жаром кожу. Лучше ли?
- Нет, - сказал я. – Хуже.
Он посмотрел на меня долгим и странным взглядом и задёрнул небо пеленою сырости и низких туч.
С тех пор в этом местечке всегда пасмурно и прохладно.

Теперь, спустя несколько веков, мы вновь оказались здесь.
- Помнишь? – спросил он.
Конечно же, я помнил. Помнил всё…
Тогда он попросил расстаться. Сказал, что вечность неизменна, и нужно менять её наполненность, чтобы оставаться счастливыми.
Тогда он ушёл в молчание и дружелюбную отстранённость, а моя тоска шлейфом тянулась за мной, куда бы я ни шёл.
Тогда он не понял, почему, продержавшись на отдалении пару лет, я всё же пришёл к нему снова и вручил записи моих снов, выполненные на морском песке – зыбком и непостоянном, как дни без него.
Он улыбнулся и подарил мне это место. А я сказал, что мрачность – спутница одиночества – не позволит жизни быть тут. Тоска будет поселяться в сердцах людей и опустошать их, превращать в тени на закатном взморье и в тихий шелест незримых ветров.
И тогда он разбил небо. И вновь, по моей просьбе, застил его серостью и водою.

Вопреки моим опасениям жизнь поселилась тут. Но согласно им же, людям при рождении давалось по две составляющих их существа – душа и тоска. И что было бессмертнее, не знал никто. Просто ещё никто не умер за эти несколько веков, что прошли от создания здешнего мира.
Серый закат сменялся серым рассветом, холодная ночь растворялась в бледном отблеске затянутых тучами солнечных лучей. День, тающий от сырости и мокрого ветра, незаметно исчезал в молчаливых сумерках. И время растягивалось сизой пеленою по окрестным полям и редким рощицам, заглядывая в окна насупленных домов размытого цвета.
Я бывал тут. Я пытался разговаривать с жившими тут людьми, заглядывал в их глаза, ища ответы на изматывающие душу вопросы… Но они молча опускали взгляд, медленно разворачивались и уходили в серую дымку их существования, и это поведение немым укором отзывалось в моей груди.

Прошло немало лет, прежде чем я понял, что он не нужен мне. И тогда я поддержал его холодное дружелюбие и принял его подарок по-настоящему. И пригласил его в гости в это место.
И вот мы стоим здесь, вдыхая приносимые ветром морские запахи холода и холодности.
- Помнишь? – спрашивает он.
- Помню, - отвечаю я и сдержанно улыбаюсь.
Он поворачивается ко мне и берёт за плечи:
- Вечность неизменна и состоит их множества отрезков. Это мозаика времени. Давай создадим новый рисунок?
- Какой? – мне всё понятно и оттого ещё холоднее.
- Какой захотим. Хочешь, я изменю это место? Хочешь, я сотру его насовсем? Хочешь, создам свет и тепло – и здесь, - он окинул взглядом местность, - и здесь, - и коснулся рукой моей и своей груди.
Я подумал, как всё может измениться. Как новые краски хлынут на эту землю и взорвут устоявшийся размеренный ход жизни. Как разрушится вековая история холодности и отчуждения. И самое главное – что окажется бессмертнее, душа или тоска, живущие в этих людях?..

И тогда я пошёл к морю. Там, на его взлохмаченном побережье, созданном из песка и прошлогодних водорослей, хранились мои сны. Я снова прочитал их. И все они говорили одно – что значит вечность, не наполненная искрами света и любви? Это вечная тоска. Это смерть. Это просто смерть в жизни.
И я понял одно, то, что не сказали мне отведённые взгляды людей, то, что не было видно сквозь завесу мрака и отчаяния – разбейте эту вечность!
Я повернулся к нему, стоявшему рядом, и взял из его рук молоток.
И снова разбил небо.

- Так лучше? – спросил он.
И я ответил, без тени сомнения и сожаления:
- Да, так несравнимо лучше.

• 
• 
•